В июле группа ученых из связанного с Гарвардом исследовательского института и Бюро переписи населения США представили работу, посвященную экономической мобильности в Соединенных Штатах. Результаты, опубликованные в статье «Меняющиеся возможности: Социологические механизмы, лежащие в основе растущего классового неравенства и сокращения расовых различий в экономической мобильности», опровергают утверждение о том, что расовое неравенство является главной чертой современной жизни Америки.

Используя данные, полученные из нескольких переписей населения, деклараций по федеральному подоходному налогу и данных администрации госпрограммы Social Security, исследователи проанализировали информацию о примерно 57 миллионах детей, родившихся в период с 1978 по 1992 год, и их родителях. Ученые пришли к выводу, что ключевым показателем классового неравенства является сокращение экономических различий между бедными чернокожими и белыми представителями рабочего класса. Между тем классовые различия среди группы белых увеличиваются.

Исследование фокусируется на том, в какой степени дети и поколения, к которым они принадлежат, видят улучшение или ухудшение своего социально-экономического положения по сравнению с положением их родителей и предыдущих поколений.

Прежде чем более подробно изложить выводы исследовательской группы Гарварда и Бюро переписи населения, важно отметить, что они (не по своей вине) опираются на концепцию расовых групп, определенную правительством США при проведении учета населения каждые десять лет. Раса, однако, не является биологической реальностью, а является социальным конструктом. Не существует генетических или физических черт, которыми обладали бы все люди, принадлежащие к одной предполагаемой «расе», и которых нет ни у кого из представителей другой «расы».

Согласно переписи населения США, расовые категории меняются из года в год. Они также носят ограничительный характер и требуют, чтобы люди выбирали идентичность независимо от сложной, постоянно меняющейся исторической и социальной реальности, связанной с проблемой расы в Америке, которая стала еще более комплексной по мере роста числа смешанных браков и иммиграции, изменяющей демографию страны.

Например, только начиная с 2000 года люди получили возможность выбирать при переписи более одной расы. Латиноамериканцы вообще не являются категорией в переписи. Лица, желающие идентифицировать себя с латиноамериканским наследием, могут указать этническую принадлежность как «испаноязычные», но также должны выбрать расовую группу. Люди ближневосточного происхождения вообще не имеют возможности идентифицировать себя как таковые. Им приходится выбирать между белыми, черными, американскими индейцами или коренными жителями Аляски, или между той или иной разновидностью подгрупп азиатского населения. К ним относятся японцы, китайцы, филиппинцы и другие, но нет категории для населения Ближнего Востока. Выбор категории «иная раса» доступен для каждого, но к нему прилагается просьба указать что-нибудь более конкретное. Однако этот вариант появлялся, исчезал и затем появлялся вновь в ходе различных переписей населения. В 2014 году исследовательский центр Pew Research Center опубликовал данные о том, как миллионы американцев выбирают для себя разные расовые категории из года в год.

Таким образом, все исследования, анализирующие расовое неравенство, следует понимать как в некотором смысле ограниченные. Систематизация данных по фактам, которые якобы относятся к «белым», и фактам, которые якобы относятся к «черным», хотя и необходима для статистических исследований и полезна для понимания социального неравенства, основывается на идеях постоянной расовой идентичности, которые по своей сути ложны. Раса — это не то же самое, что класс, который является объективной категорией, неизбежно вытекающей из места индивидуума по отношению к экономической системе и являющейся определяющим фактором при капиталистическом общественном строе.

Но поскольку угнетение по «признаку цвета кожи» является важным фактом американской истории и американского капитализма, необходимо критическое изучение расового неравенства. Опасность возникает, когда честное изучение социальной реальности превращается в субъективный поиск категорий идентичности, что может привести к преследованию людей (например, японских иммигрантов и их потомков в Америке во время Второй мировой войны, евреев в Германии при нацистах) или, наоборот, осыпания одной группы привилегиями. Например, Николь Ханна-Джонс, создательница расистского «Проекта 1619», фальсифицирующего историю, выразила желание создать новую расовую категорию для «потомков американских рабов», что не имеет ничего общего с попыткой понять условия жизни определенной подгруппы населения, а обусловлено тем, что она и социальный слой, который она представляет, желает получить больше денег.

Исследование, проведенное экономистом из Гарварда профессором Раджем Четти, к счастью, не имеет ни одного из этих недостатков. В нем рассматривается, как изменились экономические перспективы детей из семей с низкими и высокими доходами за последние годы. Исследование определяют семьи с низким доходом как семьи, находящиеся на 25-м процентиле распределения национального дохода, которые в 1992 году представляли собой домохозяйства со средним доходом в 32 020 долларов. Семьи с высоким уровнем дохода относятся к 75-му процентилю распределения национального дохода, и средний доход такого домохозяйства в 1992 году составлял 124 500 долларов. Таким образом, в исследовании не рассматривается неравенство между работающими бедными и по-настоящему богатыми. Семья, живущая на сумму чуть более 30 000 долларов, живет в условиях абсолютной бедности. Однако семья, зарабатывающая в четыре раза больше, в которую, к примеру, могут входить учительница, скоро выходящая на пенсию, и возрастной рабочий автомобильной промышленности, все равно не купается в роскоши. Несмотря на то, что такие семьи более обеспечены, чем бедное большинство, и как правило могут позволить себе все необходимое, они часто находятся на расстоянии одного крупного счета за медицинское обслуживание или одной потери работы в результате серьезного кризиса.

Основываясь на этих определениях, исследователи пришли к выводу, что экономическая мобильность резко изменилась за последние 15 лет. «В период с 1978 по 1992 год, — отмечают авторы, — доходы белых детей, выросших в семьях с низким доходом, во взрослом возрасте резко упали. В то же время доходы белых детей, выросших в семьях с высоким доходом, выросли». Разница в среднем заработке между взрослыми, родившимися в более бедных белых семьях, и теми, кто родился в более обеспеченных белых семьях, в 1978 году составляла 17 720 долларов в год. К тому времени, когда тем, кто родился в 1992 году, исполнилось 27 лет, эта цифра выросла до 20 950 долларов. Причина этого увеличивающегося разрыва заключается прежде всего в том, что доходы белых семей, находившихся в самом низу, в течение этого периода снижались.

В то же время «экономические расовые различия между белыми и черными в семьях с низким доходом сократились: разрыв в средних доходах домохозяйств между белыми и черными детьми, воспитывающимися в семьях с низким доходом, сократился на 28%, с 20 810 долларов для детей, родившихся в 1978 году, до 14 910 долларов для детей, родившихся в 1992 году».

Сокращение этого разрыва было обусловлено двумя факторами. Во-первых, положение чернокожих, родившихся в низших слоях общества, несколько улучшилось: многим из них удалось вырваться из тисков нищеты, когда им перевалило за 20. В 1978 году вероятность того, что чернокожие дети, родившиеся в квинтиле с самым низким уровнем дохода (20 процентов лиц с самым низким уровнем дохода), останутся в этом квинтиле, будучи уже взрослыми, была на 14,7 процентных пункта выше, чем у их белых сверстников. Однако к 1992 году это число сократилось до 4,1 процента. Во-вторых, ухудшение положения белых детей с низкими доходами также помогло сократить разрыв. Примерно половина сокращения разрыва между белыми и черными среди работающих бедняков была вызвана «увеличением шансов белых детей остаться в нижнем квинтиле» во взрослом возрасте. Короче говоря, опыт рождения в бедности и последующего пребывания в бедности во взрослой жизни все более ровно разделяется между представителями разных рас.

В то же время шансы ребенка с низким доходом, как из чернокожей, так и из белой семьи, стать высокооплачиваемым работником, нисколько не улучшились. Только 3 процента чернокожих детей, родившихся в 1992 году в квинтиле с низкими доходами, перешли в квинтиль с высокими доходами, — столько же, сколько и в 1978 году. За этот период перспективы белых детей несколько ухудшились по тем же показателям. Если в 1978 году 13,7 процента тех, кто родился в семьях с низким доходом, могли рассчитывать на то, что войдут в число наиболее обеспеченных, то к 1992 году этот показатель снизился до 11,9 процента. В то же время дети из семей чернокожих с высоким доходом испытали некоторую восходящую мобильность, так что «классовый разрыв между семьями чернокожих... практически не изменился».

Таким образом, в то время как обстоятельства, с которыми сталкиваются бедные семьи представителей рабочего класса обеих рас, сходятся, нижние слои афроамериканцев после десятилетий политики позитивных действий (позитивной дискриминации) на расовой почве, которая была объявлена решением проблемы угнетения, не увидели никакого прогресса в плане сокращения классового разрыва между ними и слоями с более высоким доходом внутри своей собственной расовой группы.

Исследователи также обнаружили, что тенденция уменьшения расовых различий и усиления классовых различий прослеживается и в других основных показателях социального благополучия, включая уровень образования и результаты стандартизированных тестов, а также браки, тюремное заключение и смертность. «Например, разница между разными классами белых по смертности в раннем взрослом возрасте более чем удвоилась между когортами 1978 и 1992 годов рождения, в то время как расовый разрыв между белыми и черными по смертности в раннем взрослом возрасте сократился на 77 процентов».

Показатели тюремного заключения среди представителей групп с низким доходом также выравниваются. К 2014 году уровень тюремного заключения среди белых бедняков вырос до 1,43% по сравнению с 1,16% в 2000 году. За тот же период доля чернокожих с таким же уровнем дохода снизилась с 4,53% до 4,28%. Доля афроамериканцев-заключенных из бедной группы более чем в два раза превышает число чернокожих заключенных с более высоким уровнем дохода.

В поисках причины этих изменений исследование показывает, что уровень занятости родителей в местных сообществах во многом определяет будущую экономическую мобильность детей. Исследователи настаивают на том, что вопрос заключается не столько в том, работают ли родители какого-либо конкретного ребенка, сколько в том, есть ли работа у родителей тех, с кем эти дети взаимодействуют в своих школах, по соседству, через социальные сети и т.д. Когда эти взрослые остаются безработными, это наносит ущерб всем детям не только или даже в первую очередь с точки зрения общего количества денег, которые есть (или которых больше нет) у сообщества, но и с точки зрения общего состояния социальной среды. Чтобы подчеркнуть свою точку зрения, Четти и его соавторы приводят цитату из книги социолога Уильяма Джулиуса Уилсона Когда исчезает работа: Мир новой городской бедноты (When Work Disappears: The World of New Urban Poor), опубликованной в 1996 году: «Преступность, распад семей, сокращающееся социальное обеспечение, низкий уровень социальной организации и так далее... по сути, являются следствием исчезновения возможностей для работы».

Исследователи приходят к выводу, что «рост классового разрыва между белыми и сокращение расового разрыва между белыми и черными бедняками можно почти полностью объяснить резким снижением уровня занятости белых родителей с низкими доходами по сравнению с чернокожими родителями с низкими доходами, и белыми родителями с высокими доходами за исследуемый нами период».

В сообществах с большим расовым смешением, где выше уровень межрасовых браков и дети больше общаются со сверстниками вне расовых границ, снижение уровня занятости среди белых с низким доходом негативно сказывается на будущих экономических перспективах всех детей в сообществе, независимо от расы. Однако в то же время «области, в которых результаты детей, рожденных в семьях чернокожих с низким доходом, улучшились в наибольшей степени, как правило, являются областями, в которых результаты детей, рожденных в семьях белых с низким доходом, ухудшились в наименьшей степени». Таким образом, «выгоды для детей, рожденных в семьях чернокожих с низким доходом, не были получены непосредственно за счет их белых сверстников в тех же областях».

Другими словами, данные указывают на то, что обеспечение и улучшение перспектив трудоустройства для всех представителей рабочего класса, а не предоставление возможностей тем или иным лицам на основе их предполагаемого цвета кожи, поможет улучшить условия жизни угнетенных меньшинств.

В заключении своего исследования Четти и его соавторы высказывают точку зрения, которая является упреком, хотя и крайне робким, в адрес заявлений расистов о том, что меньшинства должны самоизолироваться, чтобы оградить себя от своих белых угнетателей. Скорее, «одним из подходов к расширению возможностей является... укрепление связей между сообществами. Например, политика может быть направлена на сокращение расовой сегрегации и сегрегации по доходам — например, путем изменения ограничений на зонирование, границ школьных округов или строительства доступного жилья в районах с высокими возможностями, — и стимулирования межрасовых и межклассовых взаимодействий, например, путем формирования групп, призванных преодолеть существующие линии разрыва».

Вряд ли это можно назвать радикальным предложением. Это то, что, вероятно, мог бы выдвинуть американский либерализм в предыдущую эпоху. Но в нынешних обстоятельствах, когда американская демократия находится в предсмертной агонии, идея о том, что разрушение расовых границ является путем к прогрессу, кажется почти радикальной. В разных формах она отвергается как демократами, так и республиканцами. Близорукость предлагаемого авторами политического решения заключается не в расовом, а в классовом аспекте. Капиталистическое общество, основанное на классовом неравенстве, не может порождать «межклассовое взаимодействие», а, скорее, усиливает классовую эксплуатацию.

Критики этого исследования укажут на тот факт, что, несмотря на тенденцию к уменьшению расового неравенства среди домохозяйств с низкими доходами, сохраняются заметные расовые различия с точки зрения медианных доходов, возможностей для восходящей мобильности и рисков нисходящей мобильности, уровня тюремного заключения и т.д. Об этих фактах и лежащих в их основе данных можно сказать многое и не последнее из них заключается в том, что средние значения и вероятности раскрывают не так уж много. Нередко они сильно искажают социальную реальность.

Кроме того, расовые различия между представителями рабочего класса во много раз уменьшаются по сравнению с классовыми различиями между рабочими любого происхождения и богачами всех цветов кожи. А что касается этого конкретного исследования, то исследователи не смогли изучить опыт по-настоящему богатых людей — как чернокожих, так и белых, — потому что им пришлось «выровнять» доходы выше 1 миллиона долларов. Этот статистический метод, позволяющий снизить заоблачные показатели доходов и богатства сверхбогатых, чтобы сделать расчеты более возможными, ограничивает понимание реальных огромных масштабов экономического неравенства.

Однако в более широком плане тот факт, что определенное расовое неравенство сохраняется, и что бремя лишений ложится на плечи одних расовых групп в большей степени или, скорее, имеет для них более выраженные особенности, чем для других, вряд ли вызывает удивление. Несмотря на все великие сражения, которые трудящиеся всех рас вели против неравенства, и несмотря на крупные завоевания и культурные изменения, американский капитализм никогда не мог и не сможет решить эту проблему.

Капитализм базируется на неравенстве — немногие владеют и эксплуатируют, в то время как большинство не владеет ничем и вместо этого должно трудиться. Весь социальный и экономический порядок зиждется на этом разделении, и, таким образом, неравенство проникает во все различия в условиях жизни людей, которые являются частью социальной реальности — не только расовые, но и географические, возрастные, иммиграционный статус и так далее. Чтобы бороться с этим конкретным неравенством, нужно отвергнуть сам принцип неравенства, само право неравенства на существование. Для этого необходимо опрокинуть капитализм и установить социализм.